нажмите пожалуйста F11 ))) . . . . . . . . . . . . .
Средство от мух
(Полусон-полуявь, полуфантазия-полуреальность)
Предисловия нет. Зато есть послесловие совершенно не связанное с
основной темой... Или всё-таки связанное... Приятного вам чтения.)))
Мы иногда свободу получаем
Её б нам защищать, а мы не замечаем
И часто счастьем мы считаем лишь погоню
За счастьем, не ценя его в покое
И, как ни странно, лучше в сотни раз
Не делать ничего для нас подчас
Бессмысленного из того что смело
Настойчиво мы продолжаем делать...
Средство от мух
Небольшой приветливый приморский городок.
Тёплый июньский вечер. Пятница.
Меня зовут Саничка.
Я здесь в однодневной командировке менее всего похожей на деловое задание
и скорее напоминающей скромный подарок благодарного шефа сотруднику за его
сомнительные заслуги пред царём и отечеством.
Деловая часть моего визита успешно окончилась через час после приезда.
Домой меня никто не торопил, и меньше всего торопился куда-нибудь я сам.
С сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении я прежде всего
направился к набережной...
Ой простите, я наверное слишком тороплюсь и непоследовательно заскочил вперёд.
Самую малость о себе.
Я живу в Вашем удивительном мире, и мне кажется люблю его так, что
на всё остальное меня часто не хватает.)
Плохое я, каким-то непостижимым образом, умудряюсь не замечать.
"Это не очень хорошая черта!" - скажете Вы, и я вынужден буду Вам возразить,
что скорее всего Вы... правы.
Странности начались ещё утром - сразу после моего приезда.
И самое главное не произошло ведь ничего особенного, если не считать редкого
для меня чувства покоя, появившееся ещё в поезде на подъездах к Городу.
То ли в окне мелькнуло что-то знакомое, то ли холмы за окном начали
чередоваться в желанном для меня порядке, но у меня вдруг возникло ощущение,
что я узнал лицо доброго старого друга. Узнал сквозь морщины...
Мне даже почудилась его виноватая улыбка и беспомощно разведённые руки,
- извини, мол, старик, ВРЕМЯ, - сам понимаешь...
Выйдя на вокзале, я никак не мог отделаться от чувства, что меня здесь
помнят, давно ждут, любят, желают мне счастья и, конечно же, встречают.
В атмосфере всеобщей благожелательности я быстро нашёл нужный мне институт,
созвонился, встретился, передал, взял, посоветовался, выслушал замечания
о своих программах, пооправдывался и согласился. Рассеянно пропустил мимо ушей
все советы о том, как устроиться в незнакомом городе, куда пойти, что увидеть.
С благодарностью отклонил предлагаемую помощь и, в результате, весьма скоро,
остался в желанном одиночестве, наедине с полуосознанным стремлением что-то
найти, кого-то встретить и, в конце концов, просто понять причину своего
странного мироощущения.
С сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении я прежде всего
направился к набережной...
Нет, пожалуй и так не пойдёт. Немного подробнее о том же... %)))
Нужный мне "ящик" оказался совсем недалеко от вокзала и я отыскал его
почти без посторонней помощи. Созвонился. Выбежала молоденькая девушка
с пропуском. Представилась Анастасией Владимировной.
"Я занимаюсь адаптацией ваших программ" - важно произнесла она и проводила
меня к своему начальнику - Николаю Васильевичу, часто случавшемуся у нас
в Киве и снискавшему в наших краях известность под ласковым прозвищем Николя,
с французским ударением на последнем слоге.
Мы с ним немного поговорили о вещах далёких от цели моего визита, после
чего он снова замкнул меня на Анастасию Владимировну, вторично представив её
как подающую большие надежды разработчицу системы обработки результатов
работы роботизированного комплекса обрабатывающего результаты работы соседнего
отдела.
Мы с Анастасией сели за её компьютер, где мне было продемонстрировано гордое
умение включать его в сеть. "Система" состояла из нескольких простеньких
программ на "Паскале" в которых я легко узнал свои изделия полугодовой
давности, явившиися на свет как побочный продукт моей деятельности и
безвозмездно переданные Николя в один из его наездов к нам.
К счастью адаптация затронула в основном заголовки программ и комментарии,
а посему уже через пять минут после "ознакомления с системой" я не без
тщеславия продемонстрировал некоторые её "скрытые возможности", дал очевидные
рекомендации и с благосклонной невнимательностью выслушал замечания,
которые не вскрывали ничего кроме весьма поверхностного знакомства разработчицы
с проблемой в целом и с представляемым программным продуктом в частности.
В заключение я согласился с её пожеланиями и взамен пожелал ей успехов в работе
и большого личного счастья. Здесь наше взаимопонимание достигло апогея, после
чего я закруглился и начал поспешно прощаться.
Дальнейшее пребывание в отделе Николя почему-то ассоциировалось у меня
с известными литературно-поэтическими приёмами - тавтологией и плагиаторством
и наводили на грустные размышления о безнадежности надежд на технический
прогресс в среде моего обитания.
Никто меня никуда не торопил, и меньше всего торопился куда-нибудь я сам.
С сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении я прежде всего
направился к набережной...
Планировка городка оказалась удивительно простой, а улицы особенно
в старой его части, - непостижимо знакомыми.
Море я почувствовал издалека, и выйдя на берег остановился изумлённый
странно необьяснимой силой его воздействия на меня. Это было по настоящему
МОЁ МОРЕ. Именно таким я его себе представлял в детстве и именно таким
пытался его рисовать тогда же, ласковым и светлым, мудрым и спокойным.
Совершенно не помню сколько секунд или часов простоял я с ним рядом
в сильнейшем гипнотическом полусне, впитывая в себя его божественное сияние,
и потом, так и не проснувшись, бесцельно бродил по улицам, поминутно
с удивлением обозревая свои руки, рубашку и всё прочее... Мне казалось,
что весь я пропитан его таинственным мерцающим светом.
Там же на берегу у меня зародилась неясная мысль, которая потом оформилась
и переросла в абсолютную уверенность, - этот город мне знаком с детства...
Ясно, что детство это было не моим. Своё я как-то с грехом пополам помнил.
Чьим оно было сказать мне было трудно, но каким-то образом я почти генетически
чувствовал свою принадлежность ко всему здешнему.
Сверх всякой меры, я ярко представлял себе как бегала босиком по этой
набережной, как встречала и провожала на причале знакомые корабли, как сама
уходила в море с рыбаками на утлом судёнышке с парусом сшитом из кусков
тяжёлой просоленной ткани и, самое главное, как любила забираться по крутой
тропинке меж колючих кустов на высокую гору, которая возвышалась неподалёку
от причала и царствовала над всем морем и над городом.
Меня настолько неудержимо тянуло вверх, что перебежав с риском для
здоровья в неположенном месте довольно оживлённую автомагистраль проходящую
под горой, я начал стремительное восхождение, цепляясь за кусты, кочки и
колючки. Сначала дело продвигалось довольно споро. Правда если поначалу мешали
только отсутствие опыта и сумка через плечо с папкой для хранения результатов
командировки и печатей "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении,
то потом решающей помехой стала сила тяжести, которая вопреки моим убеждениям
не уменьшалась при удалении от поверхности Земли, а значительно возрастала.
Кроме того угол подъёма и поначалу довольно крутой постепенно приближался
к прямому и если смотреть вверх, то местами пожалуй становился даже несколько
отрицательно туповатым.
Оглянувшись назад, я, мягко говоря, был удивлён тому, что буквально вишу
над дорогой с маленькими игрушечными автомобилями и, как мне показалось,
достаточно было даже небольшого толчка, чтобы я, раскинув крылья, плавно
перелетел её и опустился в центре небольшой толпы впереди которой угадывался
мужчина в голубой милицейской рубашке. По всей видимости толпа
руководствовалась уверенностью в том, что рано или поздно так или иначе
я всё-равно возвращусь к подножию, где меня терпеливо ожидали две плачевные
возможности: одна - летальная, вторая - штраф. Все промежуточные варианты
по всей видимости там внизу обсуждались, и для меня, как вы понимаете,
были особенно нежелательными. Причём, как ни странно, любая
временная потеря нетрудоспособности меня почему-то не так волновала,
как перспектива получить квитанцию о штрафе, которую, как известно, почему-то
нельзя включать в командировочные расходы.
Последнее обстоятельство значительно прибавляло мне сил действуя на меня
таким образом, что в критических ситуациях я наблюдал за собой как бы издалека
и все неудачи меня не столько пугали, сколько почему-то злорадно радовали.
Особенно взбодрил меня случай, когда камешек, на котором я решил немного
передохнуть, неожиданно вывернулся и я плашмя проехал несколько метров на животе
вместе с другими камнями и комьями глины. "Во даёт!" - восхитился я собой
когда мне удалось остановиться, затормозив падение больше с помощью носа
и зубов, чем посредством рук. Внизу ещё грохотала лавина из камней мною
разбуженных, а я уже полз вверх чуть левее своего первоначально-порочного
пути.
Последние метры горы, снизу казавшиеся совершенно неприступными, я преодолел
довольно легко, и неожиданно оказался на "вершине", если можно назвать таковой
открывшуюся моему взору значительную поверхность со слабым уклоном во все
стороны кроме той, с которой я только что на удивление благополучно прибыл.
Справа виднелась бетонная лестница с перилами, слева широкая асфальтированная
дорога заканчивающаяся тремя автобусами у обелиска с вечным огнём.
Но всё это я заметил несколько позже.
Дело в том, что выскочив наверх, я неожиданно оказался на смотровой площадке
перед тремя довольно немалочисленными группами туристов, гиды которых протянув
руки почему-то все указывали... на меня.
Скорее всего моё нежданное появление мало соответствовало нитям
повествований, а возгласы удивления и дружный смех зрителей их оборвали
окончательно. Особенно радостным был смех левой группы, девушка-гид которой
обернувшись к гостям и артистично вытянув руку в моём направлении, убеждала
слушателей в том, что я являюсь вратами для древних цивилизаций проникавших
в культуру славян. Услышав столь лестное мнение о себе, я даже на секунду
перестал очищать свои брюки и куртку от глины и репейников и умилённо
заслушался. И если бы не хохот этой левой группы развеселивший и всех
остальных, я бы узнал всё самое прекрасное, на что был когда-то способен
и чего лишился, кто знает, возможно даже не только по своей вине.
Разобравшись в ситуации, все гиды резко повернули руки в разные стороны,
а девушка некоторое время укоризненно продолжала смотреть на меня, видя пред
собою лишь своё утраченное вдохновение и утерянный центр всеобщего внимания,
переместившийся на какой-то абсурдный обьект, который со словами "простите,
ради бога! Ах извините..." и т.д. наивно и безуспешно стремился
децентрализоваться.
- Настя, уйми наконец своих! - слышал я позади жалобные советы других гидов
соратников по несчастью, своей пострадавшей сотруднице. - Чего им неймётся?
Что ты им там рассказала?
- У нас врата цивилизации почистились и уходят! - Падали от смеха шутники слева.
- Бедная Настя... - Думал я сочувственно-беспомощно и виновато разводя руками.
Удалившись от дружелюбно настроенных настойчивых взглядов туристов,
завернув за обелиск, миновав пустые автобусы, я наконец с облегчением присел
на ласковый тёплый камень лицом к заходящему солнышку.
Мне стало немножко грустно. День подаривший мне столько надежд и обещаний
тихо проходил мимо, а я так и не понял кому и зачем я был нужен в этом городе...
Цветы-мечты и времена года. Я думаю о том, как всё-таки прекрасно
по лужицам вдвоём идти когда всё ясно, и небо и мечты и белый парус в море,
далёкое раздолье, весенние цветы. Но сколько не иди, всегда пора прощаться
приходит и пути уж разные нам снятся. Восходит солнце там где звёзды исчезают
и непонятно вёснам чего ж нам не хватает. Забытые сады цветут в подарок людям,
осенние плоды раскаянья и буден, мы будем неправы, когда растают грозы,
оставить не забыв нам о морозах грёзы. Печальные слова в начальных классах
школы нам помнятся едва средь неудач весёлых, невероятных снов, беспечных
провидений, попутных дней рождений и встречных дней дождей. И как мы далеки
от истины бываем, когда вас старики надолго забываем. И жаль, что нет реки,
которая уносит безрадостную осень безделья и тоски. Но не об этом я забочусь
неустанно, у светлого ручья топиться я не стану. Напиться светлых слёз
и скрыться за мечтами, где тихое журчанье - всё то, что я унёс...
И недалёк тот день когда меня укроет осенних листьев сень ненастною порою,
напрасные мечты вдаль уплывут со мною, оставив Вам зимою засохшие цветы.
Пусть множатся суммы потерь. Меня не тревожит возможность уйти сквозь
запретную дверь туда, где всё проще и строже. Где все мы опять поумнеем,
где снова мы станем детьми чудесной планеты природы доверчивой нашей Земли...
Странно... Эти кое-как зарифмованные строчки здесь совсем ни к селу,
ни к городу. Просто они находились почему-то среди других фраз этого письма Вам,
и мне почему-то жаль было их выбрасывать. Впрочем, понимаете Настя,
здесь всё ни к селу, ни к городу, кроме вас, и если всё выбросить, то останетесь
только вы. Это будет конечно красиво, но разве интересно вам будет читать такое
письмо?) То есть - всё очень просто...
Простите меня пожалуйста, ладно?)
Неподалёку чуть внизу стучали лопаты, слышались крики ребятни, и их
деятельность заинтриговала меня настолько, что я решил приблизиться.
Небольшая и весьма разновозрастная группа занималась археологическими
раскопками, добывая из неглубоких траншей черепки глиняной и по-видимому
очень древней посуды.
С сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении я спустился
по выступающим камешкам к ближайшему археологу - смуглой от загара черноволосой
девушке пяти-шестилетнего возраста которая увлечённо копалась в рыжей глине своей
маленькой лопаточкой добывая очередной кусочек дивного сосуда. Добыв наконец
черепок девочка ласково отряхнула его от глины и пыли и напевая что-то
легкомысленное начала прикладывать-прилаживать его к другим кусочкам.
"Сюда." "Нет пожалуй сюда..." "Нет лучше вот тут."
- Сюда, - уверенно вмешался я, - видишь здесь все толстые черепки как и твой.
- Точно! - Девочка обернулась и рассмеялась: - "Ой ты тоже ИС-КО-ПА-Е-МЫЙ!!"
- обьявила она восхищённо разглядывая мои перемазанные глиной брюки и куртку.
А тебя как зовут?
- Саничка, а тебя?
- Настя я. Ископаемый Саничка... Мааама скорей сюда!! Я выкопала Саничку!!!
- Господи! Ну что тут у тебя всегда происходит?! - К нам подбежала другая
чудесная девушка чуть постарше с чёрными отливающими синевой волосами.
"Наверное руководитель группы." - Подумал я.
- Это мама-Настя! - Представила её младшая Настя.
- Очень приятно! Саничка. - Повторно отрекомендовался я. - У вас здесь
настоящий прииск. Может быть даже золотые вещи находите! )))
- Ах чепуха какая! Здесь просто бедная рыбацкая окраина. Но встречаются и
богатые особняки. Всё глиняное, видите? Но иногда попадаются и привозные вещи
из Греции-Македонии даже с росписями всякими разными. А вы приезжий да?
- Да я здесь случайно. Командировка. Такая чудесная у вас работа!
- Нам нравится! - Почти хором заявили обе Насти, и тут же, переглянувшись, весело
рассмеялись.
- Давайте я вас чуть почищу. Облагорожу - если по нашему говорить. Настя
старшая сбегала за чистыми щёточками, одну дала меньшей и они обе принялись
за мою несчастную куртку. Брюки я взялся чистить сам.
- Где это вас угораздило?! - Удивилась старшая.
- Где, где! Под землёй, а то где же! - вмешалась младшая, считая меня своим
приобретением.
- Ой помолчала бы ты! Слова не вставишь! - Возмутилась старшая.
- Вставишь, вставишь...
- ОХХ беда с ней просто! Безотцовщина! - почему-то радостно сообщила мама-Настя.
- Да я просто решил подняться сюда с набережной по склону. И вот оказалось, что
немного переоценил свои возможности. Думал не заберусь даже...
- Огоооо! - С уважением протянула младшая Настя. - Сюда даже мы еле-еле
забираемся.
- Я тебе покажу, мы забираемся!!! Кто тебе разрешает лазить по круче!? И кто
это мы?
- Ну вот... - Недовольно обрадовалась меньшая - Как другим, так можно, а нам
так нельзя! Мы это мыыы.
- Другие пусть по другому думают, - глянула на меня с ласковым упрёком
старшая, - А ты бы свою голову на плечах имела! - А зачем вас только понесло
сюда этими неблагородными тропами? Правда всякая другая дорога сюда намного
длиннее... - снова повернулась она ко мне.
- Да так... Просто захотелось к вам в гости. Настя моё любимое имя.
- Ну да уж. Имя как имя. - Настя смотрела на меня с грустной недоверчивой
улыбкой. Такая чудесная улыбка вышла, недоверчивая и доверительная одновременно
просто как подарок из наивного детства.
- Вы так похожи... - смущённо вымолвил я.
- Все так говорят! - с гордым достоинством как-то по взрослому произнесла
младшая. Мне даже показалось на миг, что что обе Насти сравнялись по возрасту.
- Значит, я как все... - грустно согласился я.
- Нет! Ты лучше. Ты по горам умеешь лазить. Ты ископаемый. Ты добрый.
- Почему ты считаешь меня добрым? - удивился я.
- Она почти всегда права... - со странной гордостью тихо сказала мама-Настя.
- Не почти, а всегда! - сразу возгордилось потомство.
- Наверное вас очень любили. Когда малышке дают мамино имя, это всё-таки
неспроста.
- Наверное... Может быть... - задумчиво чуть слышно сказала мама-Настя. И потом
как-то встрепенулась и вновь стала гордой и неприступной, - Ой, мы тут с вами
совсем заболтались! Всего вам хорошего...
- Будьте счастливыми, ладно? - попросил я их на прощание...
- До свидания, Саничка! - с какой-то весёлой грустью крикнула младшая Настя,
- Приходи к нам на детскую площадку, там внизу где крокодильная качеля.
- Обязательно! - неожиданно пообещал я - Я запомню - "крокодильная качеля".
- Да не слушайте вы её! Вечно она придумает что-нибудь... Это за булочной
сразу. - зачем-то добавила она, махнув неопределённо рукой - Всего вам хорошего!
- До свидания... Спасибо за облагораживание!
- Не за что...
"Ну вот, - подумалось про себя - опять всё не так. Как обычно.
Как всегда..."
Я вернулся на опустевшую смотровую площадку. Передо мной внизу и повсюду
до самого горизонта и неба было МОЁ МОРЕ. Оно притягивало, манило, обещало,
успокаивало.
- Спасибо... - еле успел сказать я, и снова погрузился в призрачное наваждение.
Помимо своей воли я искала далёкий белый парус. Я не обращала внимания на
холодный ветер с моря. Я ждала его...
- Зачем он тебе нужен? - часто говорили мне подруги. - Грубый, неотёсаный,
как все матросы-гуляки, вечно из кабака не вылазит... - Посмотри на себя. Во
что ты превратилась?! Ты же у нас красивая каких мало. Он тебе не пара.
Забудь о нём...
- Он сильный и добрый! - возражала я. Я знала, что его зовёт в море мечта.
Что он сейчас где-то вдалеке видит наверное берега других стран, тёплых
и ласковых. Что он вспоминает обо мне... Не так часто, как хотелось бы,
но всё-таки...
Подруги безнадёжно махнув на меня рукой уходили в посёлок. Когда темнело
возвращалась и я в маленькую глиняную хибарку на окраине, где мы жили
с бабушкой. Родителей у меня давно не было, и мы жили вдвоём. Она давно
уже почти не ходила. Лежала и ждала своего часа. Ухаживать за ней было очень
легко, она всегда гнала меня от себя. Мы давно уже с ней почти ничего не ели.
Нам с ней просто ничего и не нужно было. Немного помогали соседи. Плела сети.
Продавала их. Зашивала паруса. Обычная женская работа в рыбацком посёлке.
Я знала, что когда уйдёт бабушка, уйду за ней и я. Она понимала это, и никуда
не торопилась. Годами лежала в лохмотьях своего уголка, и только глаза её
светились из темноты. Она была знахаркой и ведьмой. Я тоже. К нам иногда
приходили люди. Бабушка доставала свои нехитрые снадобья и карты.
Спрашивали о судьбе. Я ей помогала.
Мы знали судьбы всех в нашем посёлке. Мы знали свою судьбу. Мы никуда не
спешили. Мы просто были. Просто жили на окраине посёлка на круче у моря.
Потом нас не стало.
Я всё это знала. Я помнила своё детство и МОЁ МОРЕ. Я принадлежала ему.
Я снова забыла о времени. Начало темнеть. Пора было возвращаться в село.
Я поднялась и... наваждение исчезло. Не было никакого посёлка позади меня.
Я снова стал Саничкой. Археологи давно уехали. Я даже не заметил когда.
Я не спеша поплёлся по дороге вниз. Спускаться с кручи в темноте я не
рискнул. Дорога была длинной и витой как новогодний серпантин. Она никуда
не торопилась и меньше всего спешил куда-нибудь я сам.
С сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении я никак не мог понять
кто я и зачем здесь. Да, конечно, нужно было идти на вокзал, покупать билет
и уезжать. Но почему-то не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось в этом
странном городе, который ждал меня, встречал, и теперь не спешил отпускать.
Дорога опять привела на набережную.
Вечером я бродил по вашему городу... Была замечательня пятница. Все люди
радовались предстоящим свободным дням и улыбались друг-другу. Напротив причала
на летней площадке ресторана играл виа-оркестрик. Ребята пели, как
на мой невзыскательный вкус, так просто здорово: "Мы по всей земле кочуем,
на погоду не глядим, где придётся заночуем, что придётся то едим...". И потом
все хором подхватывали припев: "Мы бродячие артисты, мы в дороге день за днём,
и фургончик в поле чистом - это наш привычный дом. Мы великие таланты и т.д."
Я постоял послушал в их исполнении песенки Антонова, Машины времени,
Аллы Борисовны - "Я вам спою ещё на бис". Пели они как для меня, так просто
бесподобно, а их наивный детский оптимизм заражал всех без исключения.
Некоторые их песни были мне совсем незнакомы, - то ли местных авторов, то ли я
отстал от жизни. Я грустно вздохнул и пошёл к вашему садику с "крокодильной
качелей".
- Ничего, - думал я, - они тоже не знают моих песенок. Шёл и тихонько напевал себе
под нос свою совсем новую, даже без названия пока ещё. Кстати, названия для
песенок придумывать для меня настоящее мучение. Часто трачу на это больше сил,
чем на весь текст. Особенно такой вот:
Я опять нынче выйду на улицу вечером
Я сегодня не буду грустить опрометчиво
Ни печальной ни вредною не надейся не буду
Твою верность неверную как простуду забуду
Стану путать за речкою я рассветы с закатами
Снова буду доверчивой и весёлой с ребятами
На пути твоём правильном поперёк я не стану
Пусть былой ненаглядный мой ищет счастья с другой
Песенка звучала во мне очень торжественно. Почти как гимн Советского Союза,
который поют по утрам. Только очень коротенькая вышла... Как ни старался,
что только не придумывал ещё, - всё оказывалось лишним. Ну и ладно!
В скверике сразу за булочной перед вашим домом было тихо и тепло. Я сидел
на вашей любимой скамейке у "крокодильной качели" и думал о вас. Иногда мне
казалось, что вы сейчас выйдете ко мне и скажете:
"Саничка, вы наверное голодный, нате вам яблоко и убирайтесь с моих глаз долой..."
А я вам отвечу: "Ну что вы, Настя, спасибо, я совсем не голоден. У меня здесь
в сумке есть целая булка... Спасибо, моё золото!"
Но вы как раз в это время укладывали маленькую Настю, рассказывали ей сказку.
Яблоко лежало на столе и вынести его не было никакой возможности...
Дом потихоньку засыпал. Гасли окна. "Ну ладно, Настя, я пойду да? А то
не достану назавтра билетов на Кив. Не грустите, ладно? Всё будет хорошо. Пока."
"Пока Саничка. Приезжайте осенью." "Конечно, Настя, обязательно. Пока."
Потом я ещё плёлся вдоль какого-то канала. Там по левой стороне был
странный дом, то ли училище, то ли посольство Самаритянской республики.
В подвале этого дома играли свадьбу. Жених уже успел напиться и подраться,
и друзья его утешали.
Невесту давно украли, но веселье ещё только начиналось. Играли и пели трое
ребят. Конечно не так как те на причале. Запевала девушка. Нетрезво но с душой,
- "Пусть мы далеки, как да и нет, и рампы свет нас разлучает. Но у нас одна,
у нас одна святая к музыке любовь."
А потом ещё и ещё что-то. Я махнул рукой и пошёл дальше. Опять кто-то стал
чьим-то. Может быть это и хорошо, во всяком случае, пока всё идёт весело.
Канал был пустым.
Редкие рыбаки были задумчивыми, а прохожие весёлыми. Я уже шёл долго. Потом
подкатил огромный сверкающий автобус полный нарядных и весёлых людей,
в основном молодёжи. Двери распахнулись и все закричали: "Заходи, Саничка,
заходи!"
Я пожал плечами и вошёл. Никому даже и здрасьте не сказал. Через две
остановки оказался вокзал, почти все выпрыгнули и сразу разбежались кто куда.
А я с сумкой через плечо, в которой находилась папка с результатами командировки
и печатями "прибыл-убыл" на командировочном удостоверении, побрёл к кассам.
Третья касса светилась. В ней сидела грустная девушка и скучала. Я ей
попытался обьяснить, что мне нужен билет до Кива, желательно в первом ряду
посрединке. Она ответила очень загадочно: "В семь часов у второй кассы."
Я подумал, что это она мне назначает свидание, обрадовался и сказал "спасибо".
Она ничего не ответила и была такой же грустной. Я попытался её утешить:
"Не грустите, Настя, всё будет хорошо, вот увидите." Она вздрогнула,
долго-долго смотрела на меня, а потом тяжело вздохнула, как заплакала.
Я подошёл ко 2-й кассе. Там лежала куча бумажек-списков на всякие поезда.
Кивской ещё не было и я понял, что у меня, наконец, появилась замечательная
возможность быть первым! Я быстро достал из сумки мятый листок, отряхнул его
от булочных крошек и красиво вывел посредине: "Поезд 299 до Кива." А потом
поставил цифру 1. и большими буквами гордо вывел Решка Александр (Саничка).
Получилось просто замечательно! Но тут, откуда ни возьмись, появилась
сердитая тётя и сказала, что она тут уже оказывается три недели стоит, а я
только появился и уже первый! В отличие от Насти она говорила громко и
убедительно, и я вынужден был ей сразу поверить. И ещё понял, что первым
мне не бывать никогда в жизни.
Я тяжело вздохнул, почти как девушка из третьей кассы, исправил свою 1 на 2
а сверху приписал 1 и спросил не очень вежливо, - "Ну и...". "Весник Анастасия
Андреевна", а в скобках поставил прочерк, что означало, что тётя не имеет
ласкового прозвища. Но её это совсем не обидело. Она радостно выхватила
у меня список, долго его рассматривала и осталась весьма довольной. Потом
демонстративно положила список у второй кассы и вызывающе стала рядом.
И я снова, который уже раз за день почувствовал себя лишним и никому не нужным.
Зал был небольшим, мест было мало и все они были заняты. Между двух окон
стояла пальма в большущей кадке, а слева было сразу четыре свободных места.
Но, боже мой, что там творилось! Наверное там ужинал цыганский табор, яичная
скорлупа, огрызки, крошки... В общем, никто даже и не подходил к этой скамье.
За кадкой спали две девушки в своих спальниках прямо на полу. Им все
завидовали. Ребята из той же, наверное, компании стояли у первой кассы кольцом.
Их рюкзаки были свалены тут же. Посреди кольца на полу стоял магнитофончик
и пытался петь по итальянски. Но он так страшно тянул, что понять это было трудно.
Я подошёл к ним и сказал: "Зачем мучить музыку, давайте или выключим или протрём
головки." Один молодой и нахальный посоветовал мне быть спокойным. "Дай лучше
спичку" - попросил я. Он дал. Я вынул кассету, прочистил головки с тонвалом
и музыка зазвучала чисто и прекрасно. "Наглый" торжественно пожал мне руку.
Пели "Богатые и бедные" одну из своих самых красивых песенок "Тише, тише
пой слова любви". Пели так замечательно, что хотелось плакать, и мне казалось,
что все должны быть преисполнены благодарности ко мне. Я внимательно осмотрел
весь зал, в надежде увидеть тысячи признательных глаз и...
Кто читал, кто спал, кто находился в третьем состоянии. "Третье состояние",
это из терминологии разработчиков вычислительных систем. Когда устройство
ни "1" ни "0", т.е. ни "да" ни "нет", то говорят, что оно находится в пассивном
то есть третьем состоянии. И я понял, что быть просто полезным человеком
в этом мире очень трудно. Никому в мире я не был нужным и даром. Исчезни я
сейчас и никто обо мне и через год не вспомнит. Хотя... Нет, ну почему же!?
Кто-то всё-таки вспомнит... Мама. На работе. Кое-кто из друзей... Настя может
удивится, что давно нет писем. И может быть ещё кто-нибудь...
И я сразу понял, что нужно действовать, нужно завоёвывать себе светлое место
под тёплым июньским солнцем. И я подошёл к грязным скамейкам. И я достал из
сумки "Крымскую правду". И я почистил одно сиденье из четырёх и сел на него
подальше от пальмы...
Получилось, что я сижу в мусорнике. Одна тётенька посмотрела даже на меня
со страхом и сожалением, вот ведь какие случаются на свете грязнули, им
всё равно, как поросятам, хоть в луже, хоть посредине стола. Посмотрела так,
что я сразу осознал свою ошибку и взялся за очистку всей скамейки. Газету
разорвал на две части и в одну из половин сгрёб весь мусор с помощью второй.
И потом отнёс это всё поближе к урне. Пошёл помыл руки в туалете и когда
вернулся вся скамейка была уже занята. Я постоял немного, пожалел о
безвозвратно утерянной "Крымской правде" и, от нечего делать, направился к
своему списку. Там было уже пять человек, а быть вторым из пяти - это не так уж
и плохо. И вообще мир замечателен. Ну и что же, что тебя Саничка не любят,
зато посмотри вокруг, сколько тепла и солнца, сколько ласки кругом, может быть
и тебе что-то перепадёт. Главное быть добрым к людям, а если все будут добрыми,
то добра в мире станет так много, что оно и тебя коснётся, вот увидишь Саничка.
Воон посмотри, люди с той скамьи тебе благодарны, сидят и спят все четверо.
Нет уже трое... Оказывается в час ночи уходит какая-то электричка и пол зала
исчезло. Мест навалом. Но я всё-таки сел на своё, с таким трудом добытое, возле
пальмы. Справа на меня подозрительно косилась пожилая тётя, а слева между
пальмой и окном сопели девушки в своих спальниках. Одна спала, а вторая
ворочалась, мухи мешали. Первой на мух было глубоко наплевать. Счастливая!
Та, что ворочалась, открыла глаза и сердито на меня посмотрела. Я виновато
пожал плечами и сказал: "Мухи". Она презрительно хмыкнула и повернулась на
другой бок. Тема о мухах ей была ненавистна. Она притворилась, что спит, но
человек так устроен, что долго притворяться он не может и рано или поздно
обман вскрывается. Через пару минут она опять открыла глаза и опять, пуще
прежнего, сердито на меня глянула. Я понимал, что ей плохо, но ничем помочь не
мог. Разве что болтовнёй на отвлечённую тематику. Отвлечённую от мух естесственно.
"Знаете - сказал я, - мухи это очень неблагодарные млекопитающиеся. Вон люди как
хорошо к ним относятся, сколько еды кругом, а им всё-равно нужно обязательно
ползать по лицу." Хоть и тематика была не очень отвлеченной, но девушка вынужденна
была согласиться, что мухи это ужжастно вредные животные. "Хотите я вам расскажу
сказку? - спросил я." "Я спать хочу!" И опять притворилась, что спит.
Я достал из сумки свою любимую книжку о микропроцессорах и попытался читать.
Не читается. Спать тоже не спится, хоть и целый день на ногах - обходил почти
весь город. Оказалось, что приятнее всего думать о вас Настя... И чтобы я делал
без вас вообще!? В любую самую скверную минуту стоит только о вас вспомнить и
мир сразу становится ярким, как в телевизоре у Воеводина. Почему-то чаще всего
вспоминаются наши первые письма, с вашими скобками-улыбками на пол-страницы.
Я искренне восхищался вами, вы мной. Даже не верится, что такое когда-то было.
И ещё я помню, с каким нетерпением ждал ваших писем. И много премного другого...
И ещё одну странную вещь помню очень ярко. Однажды я сидел на работе, поздно
уже было и что-то читал. И вдруг я неожиданно и очень подробно увидел ваше
лицо Настя. Просто вы появились нечаянно где-то в памяти, постояли мгновение и
растаяли. После этого осталось какое-то беспокойство и ничего уже не лезло в
голову. Потом где-то через полчаса зазвонил телефон. Звякнул и всё. Такой был
у нас условный сигнал. За этим должны были звонить вы, но никто не позвонил.
Потом оказалось, что в эту ночь вы плакали над моим каким-то глупым письмом.
Вам было грустно и одиноко. Мне тоже. Неужели эти сказки о телепатии и в самом
деле правда. Вообще-то я вспоминаю о вас часто, но я точно помню именно этот
миг, вы вспомнились-привиделись мне в нём как-то по-особому, словно пытались
мне что-то сказать. С тех пор нет покоя мне в наших краях. Я уже понимаю, что
это не просто так, а что я наверное болен вами. Что она означает эта загадочная
фраза, да? И много, и ничего. Во всяком случае, вам Настя её бояться не стоит,
а для меня она означает так много, что хоть всю жизнь пиши письма, а всё-равно
ничего не обьяснишь до конца. Так и придётся бесславно умереть необьяснимо
загадочным. В общем, я сидел возле пальмы с вами Настя и мне было хорошо и плохо,
грустно и радостно, спокойно и тревожно. Я был всё-таки счастлив, что увидел вас
с Настей, что вы обе лучше всех на свете и что город ваш, хоть и небольшой, но
сказочный древний и такой безнадёжно таинственно знакомый.
"А про что сказка? Эй! Вы что спите?!" - девушка уже лежала на животе,
подперев голову руками и готова была меня слушать даже если я буду нести ей
самую отчаянную на свете чушь. Видно было, что борьба с жизненными трудностями
ей надоела, и что она сдалась и течёт по воле обстоятельств. Во всяком случае,
взгляд её был несердитый и даже заинтересованный, мол посмотрим, все вы тут
хвастуны, а когда дело касается дела то... "Вы непротив, если сказка будет о
любви, счастьи и вообще обо всём на свете, даже о вас. Вас, кстати, как зовут?"
- спросил я чисто автоматически уже зараннее почти точно зная ответ. "Настя."
"Вы знаете, у меня сложилось устойчивое мнение, что в этом городе всех девушек
почему-то решили называть Настями, а потом распределять их по всему миру во
имя справедливого равновесия." "Я не из этого города, и уравновешивать ничего
не собираюсь. Будете рассказывать или нет?" "Ой простите меня." "Да ничего."
"Ну ладно слушайте..."
- Давным-давно, около тысячи лет тому назад, на берегу Эгейского моря
существовало-находилось небольшое но богатое и независимое королевство -
Самаритания. Эгейским море называлось потому, что в те времена галеры не любили
плавать в открытом море. Все боялись бурь и штормов и держались в походах
поближе к берегу. Просто от греха подальше. А на берегах часто случались
рыбацкие посёлки. Их жители издали завидев судно, плыли за ним на лодках
и бежали по берегу крича - "Эгей! Эгей!" - зазывая капитанов к себе, чтобы
выгодно продать рыбу. Вот так и осталось это море навсегда Эгейским.
Славилось Самаританское королевство изделиями из золота, ювелирными
украшениями, а также весёлым и открытым нравом народа его населяющего.
И ещё песнями, которые звучали везде и повсюду, днём и ночью. Певцов в
королевстве было явно больше чем слушателей, и может быть поэтому самаритяне
были очень гостеприимными. И действительно, любой приезжий рассматривался ими
как потенциальный слушатель, так что с самого утра у причала собирались толпы
людей, девушек и парней, степенных стариков и беспокойных старушек. Все они
желали одного - любой ценой заполучить самого благодарного слушателя. Так что
если слушатель проявлял к поэзии большой интерес и мог долгое время слушать
стихи и песни, то он возвращался на корабль сказочно богатым. Для таких
самаритяне не жалели ничего в своём доме. Купцы же не очень любили заходить
в здешние места, поскольку местные умельцы заламывали такие несусветные цены,
что можно было запросто прогореть. Притворство, как правило, не помогало.
Самаритяне легко могли отличить человека денежного от человека душевного и
доброго.
Много странностей находили приезжие путешественники в этой стране. По всему
миру расходились слухи и сплетни о том, что детей там вынуждают работать чуть ли
не с самого рождения. И действительно, любому приезжему сразу бросались в глаза
стайки ребятишек расписывающих камни мостовых и здания странными узорами.
Вот только не замечали гости радостной увлечённости ребятни и ранней их
гордости сделанной работой. Для того чтобы это заметить, понять, осознать нужно
было пожить в этой стране, внимательно послушать её песни, понять обычаи.
Самаритянское королевство было окружено с суши высокими горами и
труднопроходимыми болотами, но всё равно часто подвергалось набегам жадных
и завистливых соседей. Поэтому все мужчины в королевстве были умными и смелыми
воинами, а любимым занятием женщин было вязание сетей и рыбная ловля.
Королевский замок стоял на высоком холме поближе к горам и был окружен
высокими стенами и рвами как у средневековых английских замков с откидными
воротами, которые служили ещё и мостами через ров. Ворота закрывались больше
по привычке нежели по необходимости. Вокруг замка рос замечательный королевский
сад, который возделывался многочисленными королевскими садовниками.
Королевством правил король - хитрый и совершенно беззлобный старикашка, который
прославился тем, что умел ссорить соседей между собой и в период его правления
Самаритания редко подвергалась набегам из-за гор. Военное ремесло переживало
упадок и старики часто вздыхали о былых славных временах сетуя на неразумность
современной молодёжи. Кроме того король любил издавать указы, глашатаи любили
их оглашать на площадях и рынках, и никто не спешил претворять их в жизнь.
У всех и так хватало своих дел.
Королева умерла рано, оставив королю три дочери, которых он любил, хотя и
вздыхал порой о наследнике. Две старшие дочери быстро выскочили замуж за
заморских принцев и пропали без вести. Осталась одна младшая, в которой король
души не чаял, потакал всем её прихотям и в короткие минуты бесед и встреч
с ней всегда с грустью просил её лишь об одном, найти себе приличного жениха,
который бы смог унаследовать трон. Принцесса Настя, так звали младшую дочь,
отличалась бойким нравом и весёлым характером. Женихов было много самых разных
от проезжих рыцарей и принцев до простых рыбаков. Все были по своему интересны,
всем нужно было уделить время. С одним чинно походить по залам дворца, с другим
побегать по лесу с луком и стрелами, с третьим вязать сеть и уходить на лодке
в море. Все они были парнями хоть куда, но как только узнавали, что у принцессы
будет от них ребёнок тут же исчезали. Что поделать, все они слишком ценили
свободу, а принцесса с животиком - это опасная девушка, кто её знает что у ней
на уме, повяжет с руками-ногами и сиди потом в замке, ни света тебе ни солца.
Так и приходилось Насте почти половину своего времени гулять по королевскому
саду в одиночестве и вздыхать украдкой видя влюблённые пары...
- Ну и принцесса у вас. Прямо настоящая ..., - девушка запнулась, подбирая
слова, - прямо кошка какая-то.
- Да нет, это вы так думаете, а в той стране любовь никогда не осуждалась,
а свобода слишком ценилась. Поэтому редко встречались семьи из двух человек,
как у нас. Если парень и девушка жили вместе долго, то это значило, что они
очень любят друг-друга, и все им конечно завидовали, но не очень, считая их
отрезанными ломтиками. Гораздо чаще люди сходились, расходились, любя
влюблялись, отбивали любимых и эта борьба за любовь создавала у них иллюзию
побед и потерь, бед и радостей. Редко когда стычки между соперниками кончались
кровопролитием. Люди, с детства воспитанные на уважении к ремеслу и
достоинствам другого, свои потери и радости старались выразить в песнях, и это
считалось более достойной формой борьбы, чем простая драка. Очень престижными
были разные соревнования и способы борьбы по правилам исключающим увечья.
Самой большой ценностью в стране считались дети.
Любой человек, достигший в своём ремесле успехов, стремился открыть свою
школу, чтобы сохранить секреты и тайны своего мастерства. Детей учили
ремеслу чуть ли не с пелёнок, и по сути мастер и более старшие подмастерья были
заодно и воспитателями, так что к 10-12 годам малыши без особых усилий играя
становились уже зрелыми мастерами своего дела. Особенно престижными считались
ремёсла связанные с постижением тайн мироздания. Алхимики, математики, астрономы
имели самые многочисленные школы и попасть в них было уже не так просто.
Несмотря на то, что девушки обычно меньше троих детей не рожали, всё-равно
спрос на них был огромным. Получить ребёнка в свою школу было большой удачей.
Для этого годились все правды и неправды. Зараннее заключались контракты.
Стоило только какой-нибудь девушке появиться в обществе с парнем, как за ней
тут же устраивалась настоящая охота. Её задабривали подарками задолго до
беременности и потерять расположение такой девушки считалось большой неудачей.
Рожать детей в Самаритании было делом очень престижным, нетрудным и даже
весьма приятным. Впервые на Земле самаритяне освоили роды под водой. Эта
методика была у них главной, и во всех тяжёлых случаях даже необходимой.
Особенно красивыми и романтичными считались роды в море в окружении
дельфинов и лодок. Но они были нечастыми и на такие зрелища собиралась добрая
половина всего города. Конечно они были опаснее обычных, и требовали от
девушки изрядной смелости в глазах окружающих граничащией с безрассудством.
И всё же процент успешных родов был исключительно высоким, иногда за
несколько лет подряд не было ни одного смертного случая.
И всё-таки конечно же девушки очень любили преувеличивать эти трудности
и по мере приближения сроков становилсь всё капризнее и требовательнее.
И тем не менее это считалось нормой.
Зато и не было на этой земле большего праздника, чем рождение ребёнка.
Ещё за неделю-две на близлежащих улицах начиналась "тайная" подготовка
к торжествам. Собирались огромные оркестры, шились умопомрачительные наряды,
придумывались маски, распределялись роли будущих театральных действ.
Сами роды проводились в специальных банях, в архитектуре и отделке которых
применялись новейшие веяния и достижения зодчества. Неотъемлемым атрибутом этих
зданий являлся низкий и очень широкий балкон выходящий на площадь, где задолго
до начала рождения собирались толпы болельщиков и зевак. Наивысшим классом
считалось, если роженица находила в себе силы выйти вместе с ребёнком на этот
балкон - нагая и счастливая в сопровождении целого эскорта служителей. Нужно было
улыбнуться всем и упасть в обморок. После этого её подхватывали, оборачивали
специальными тканями, прикрепляли пёстрые и лёгкие крылья наподобие бабочкиных,
только ещё более цветные и серебристые. Виновницу торжества ложили на специальный
лафет и начиналось шествие, сопровождаемое песнями и музыкой которые издали
напоминали торжественный рёв водопада. Лафет несли самые красивые и стройные ребята,
а девушка лежала усталая и счастливая и строила им глазки. Конечно некоторым это
так легко не давалось, но благожелательность публики была так высока, что чем
труднее были роды, тем достойнее считалась роженица всяческих воспеваний
и восхвалений.
Ребёнка везли сзади в специальной карете, которая своей роскошью и отделкой
ни в чём не уступала королевской.
Смерть в Самаритании считалась событием не стоящим большого внимания,
и обряды её сопровождающие были весьма скромными даже для очень знатных лиц.
В общем, Самаритания в те времена была каким-то непонятным островным
народно-монархическим государством, с очень развитыми наукой, искусством и
ремёслами. Все приезжие считали жителей этой страны счастливчиками, а сам
этот уголок нашей планеты был скорее похож на рай небесный нежели на земное
государство. Но что самое интересное, сами самаритяне так не думали. Так уж
устроен человек, - его увлекает больше поиск счастья а не оно само.
Конечно мудрые старики и люди побывавшие в соседних государствах,
где процветали рабство, феодализм, жадность, зло и насилие - рассказывали
об этом всем, старались убедить молодёжь, что их страна прекрасна, что нужно
её любить и беречь, оберегать от чужаков более пристально и надёжно. Но...
Молодёжь есть молодёжь. Да и люди более старшего возраста относились к этим
словам как к обычному старческому ворчанию. Да и какое же оно это счастье,
если глядишь, как будто бы вот оно, а проходит время и оно, это счастье
превращается в долги, обязанности и вот уже и сам не замечаешь как опять
неосознанно его ищешь, как оно то улыбается тебе, то ускользает,
то обманывает...
Старики учили, что нужно видеть счастье в малом. Вот принцесса Настя,
допустим, к примеру проехала в трамвае бесплатно и глядишь нашу Настю просто
не узнать! Ходит, всем улыбается, всех парней заигрывает, а все женщины
хмурятся и про себя думают, - "Вот счастливая..." И вообще неизвестно сколько
стоит наше счастье. То ли три копейки, то ли жизни нашей мало, чтобы его купить.
Нужно научиться быть счастливым от любой приятной мелочи. Вот пусть написал
вам кто-то письмо, назвал любимой, и пусть даже он не очень красив собою,
а всё-равно ведь жить на свете стало чуть легче, правда же?
- А мне не пишут писем.
- Ну это я к примеру. А вообще-то письма, это удивительная человеческая
выдумка. Почти как деньги, только оценивают они не реальные вещи а наши души.
По любому письму можно узнать о человеке очень многое. По почерку можно узнать
характер и говорят даже судьбу. По умению строить фразы можно судить о сложности
человека. По терминологии можно определить его профессиональную направленность.
О честности, влюблённости, скромности, эгоизме - обо всём этом можно узнать из
писем. Но их сейчас пишут действительно редко, а ещё реже умеют их читать.
Вот, Настя, если если вы хотите узнать получше своего парня, попросите его
написать вам письмо. Даже если он живёт в том же городе или даже в том же
подъезде и вы с ним каждый вечер видитесь. Пусть напишет вам большое письмо.
Если он сразу с радостью согласится, то это уже очень хорошо, а если нет, то
сами понимаете, не очень. Если напишет, то вы о нём узнаете очень много нового,
может даже чего и не подозревали. И ещё, вы знаете, я вам хочу сказать...
Почему-то в письмах очень редко пишут неправду. Если получите письмо, то вы его
даже сначала не читайте... Просто внимательно осмотрите, или даже понюхайте)))
Если оно не расхлябанное, не небрежное, и видно, что человек старался для вас,
пусть у него даже плохой поччерк, всё-равно это как-то сразу заметно - написано
письмо с любовью или нет, много сил на него затрачено или написано оно впопыхах
между другими делами.
- А вы бы могли написать мне письмо?
- Вы знаете, Настя, я уже много лет пишу письма одной девушке...
- Вы говорите это так грустно. И вообще так не бывает.
- Всё бывает, Насть.
- Значит вы её очень обидели наверное да?
- Да, я написал ей не очень весёлое письмо, когда ей самой было очень плохо.
В письмах нужно поменьше писать о своих неудачах и обидах, особенно если ты
мужчина. Девушкам это простительно, а ребятам не очень. А я, понимаете,
за своими личными обидами не сумел разглядеть её несчастий. Даже не соизволил и
предположить... Совсем ослеп. В общем, я оказался обычным эгоистом и теперь
мне за это наверное долго придётся расплачиваться.
- Вы мужчины вообще все глупые и самонадеянные. Хотя... Вот вы, так вроде и не
очень... Вы что медик да? Акушер какой-нибудь наверное?
- Господи, Настя, как вы могли такое подумать?!
- Просто в вашей сказке это самое светлое место. Всё остальное скучища...
А кто вы?
- Да вроде с компами имею дело. Всякие потоки информации повышенной сложности.
- Вы ищете пришельцев да?
- Боже, вы такая умная, Настя! Мы и правда имеем дело с космосом и поисками
всяческих загадочных объектов. А вы сами где-то учитесь да?
- Да в политехе обычном! Буду металлургом. Нас теперь тоже заставляют учить
всякие ЭВМ. У вас вот всё интереснее. А когда у вас день рождения? Давайте я
вас поздравлю.)))
- 7-го ноября))). Представляете угораздило. Только, вы знаете Настя, мне бы
получить всего одно поздравление, всего от одного человека, и больше ничего
бы и не было нужно...
- Вы же сами говорили, что счастье нужно уметь находить в маленьком. А как вас
зовут?
- Настька! Ты чего цепляешься к мужчинам. Ты же видишь, тебя не хотят понимать.
Это проснулась вторая девушка...
- Меня зовут саничка.
- Ха! Ну и Саничка! Вот так Саничка... Вы что, себя очень любите да?
- Когда как... Чаще всего я себя просто ненавижу, и тогда Саничка звучит
уменьшительно-презрительно. А иногда сделаешь что-нибудь хорошее, такое, что
даже самому нравится, и тогда зовёшь себя уже уменьшительно-ласкательно,
а чаще всего уменьшительно-безразлично. На работе у нас часто говорят,
- Пойди к Саничке, может быть он знает. Это нужно расценивать как лёгкий юмор.
- А вы что правда всё знаете?
- Да. И всё умею!)))
- Ну и ну! Настька, как тебе это нравится?
- Ах, если б ты видела, как он тут целый час чистил скамейку. Меня вот разбудил.
Потом меня эти мухи чуть не съели! А потом он мне полночи рассказывал как
рожать под водой!
- А-а... Если так, то тогда конечно. Саничка - он ведь всё у нас умеет!
Даже под водой рожать.)))
- А чудо вы умеете сотворить?
- Да, конечно, нечего делать! Только зачем трудиться, вы ведь и есть это самое
чудо. Да ещё и в перьях из спальника.
- Настя, я с нахалами не общаюсь!
Потом было несколько незначительных фраз. Потом они спокойно уснули, чему я
был рад несказанно... Потому что конец у этой сказки был совсем грустный.
И виноватыми во всём оказались... Впрочем какая разница кто виноват!
Может быть папа король мечтавший о наследнике, или принцесса Настя с её желанием
удачно выйти замуж, или...
Однажды Настя играла в королевском саду со своими детьми, а мимо проезжал
Чёрный принц на своём вороном коне. Увидев красивую девушку, он натянул поводья,
конь легко взял изгородь, и принц предстал перед Настей во всём своём
великолепии. Настя сказала "Ах" и тут же влюбилась. В отличие от остальных
женихов, принц был человеком серьёзным, и прежде чем приставать к незнакомой
девушке предложил ей выйти за него замуж. Настя даже онемела от счастья, а
когда обрела дар речи, только и смогла пролепетать что: "Мне нужно
посоветоваться с папой"
Папа, естественно, не знал от радости даже куда усадить дорогого гостя.
Три дня подряд он водил принца по своим владениям. Рассказывал что где и как
лежит и какие мудрые он издаёт указы. На четвёртый день сыграли свадьбу.
На пятый день король скончался при загадочных обстоятельствах. На шестой принц
стал королём, а принцесса Настя - королевой. Через две недели она по доносу
одного из слуг была схвачена с поличным, обвинена в супружеской неверности и
заперта в своей спальне. Через месяц все ремесленники были обложены податями
для пополнения королевской казны. С неугодными должна была расправляться
королевская гвардия сформированная из иностранных наёмников. Однако "неугодных"
не оказалось. Все сочли указ о податях простым чудачеством нового короля.
Между тем "чудачества" продолжались. Очередным из них стал разгон на главной
площади многолюдного собрания где читались стихи и пелись песни весьма
крамольно-критического содержания ко всем новым королевким выдумкам.
Разгон послужил толчком к созданию нового стихийного движения с красивым,
но несколько необычным для здешних мест названием "Долой тиранию!"
Ответом было издание королевского указа о смертной казни как средстве для
усмирения бунтарей.
Первая же "смертная казнь" превратилась в тяжёлое испытание для королевской
гвардии. Она была начисто сметена вооружёнными восставшими. Однако долго
восстание не продержалось. Сквозь открытые границы на помощь королевским
войскам хлынули новые и новые полчища наёмных бригад. Скоро вся небольшая
Самаритания была буквально наводнена желающими легко обогатиться солдатами.
И они к сожалению не встретили должного отпора. Среди восставших не оказалось
организатора и даже просто умного военного специалиста способного их обьединить
и разумно руководить ими. Небольшие же партизанские группировки долго терзали
наёмников нанося им ощутимый урон и не давая им сна и покоя. Естесственно
долго такое государство продержаться не могло. Оно было вскорости захвачено
и разделено алчными соседями, а самого чёрного принца ожидала весьма
прискорбная участь и исторические летописи о нём не сохранили никаких достойных
следов.
Самаританские женщины в основном попадали в рабство...
Но как ни удивительно они легко и просто, даже будучи рабынями, завоёвывали
себе уважение и авторитет своим трудолюбием и покладистыми характерами.
И что самое смешное, они даже не считали само рабство чем-то зазорным или
унизительным. Они просто продолжали быть замечательными весёлыми трудолюбивыми
женщинами в любой обстановке.
Большинство ремесленников просто уходили через горы в другие страны.
Война была совсем не их делом. С собой они брали вовсе не мечи,
а обычные гитары. И долго ещё продолжали звучать во всех краях их чудесные песни
об удивительной стране где из всех чудес на свете самым главным считался простой
человек и его обычный труд способный творить эти удивительные чудеса...
Утром я легко купил билет, занял своё любимое место на второй полке и попытался
всё-таки уснуть. Поезд мчал меня из вашего, Настя, города, а мне снилась странная
загадочная страна Самаритания, где было так много замечательных певцов и музыкантов
с воистину золотыми руками и... так мало слушателей.
Послесловие совершенно не связанное с основной темой.
В этом небольшом и до глупости наивном письме-рассказике очень неглубоко
спрятана моя самая безнадежная надежда и моя самая больная мечта о том,
что люди на планете Земля обязательно смогут когда-нибудь вдруг, ни с того,
ни с сего взять и поумнеть, и создать себе общество их достойное. Вообще-то
они могли это сделать ещё много тысячелетий назад, знай они всего лишь одну
несложную вещь - СВОЁ действительно человеческое предназначение или, что
то же самое, - СВОЙ путь на СВОЕЙ планете в СВОЕЙ солнечной системе и СВОЕЙ
вселенной.
Что означает это загадочное слово СВОЙ я и сам толком не знаю. Мне кажется
что это когда все хоть немного думают о том ЧТО они делают. В нашем мире мы
часто творим вещи не только бесполезные но и вредные для кого-то или для чего-то.
Очень часто лучше чего-то просто НЕ ДЕЛАТЬ. Казалось бы так несложно правда?
Не делайте оружия. Не делайте войн. Не рвитесь к власти богатству. Не будьте
расточительны, завистливы. Зачем нам лишнее... Подумать только, сколько энергии
освободилось бы для всего действительно необходимого, нужного уже сейчас или
в будущем... И скорее всего уже давно бы исчезли все несчастья на нашей планете.
Но это всего лишь слова. А дела наши так далеки от разумных...
И наконец последнее. Сейчас это говорят уже все кто пишет хоть что-нибудь.
Все реальные события этого моего письма реальны, а все вымыслы - вымышлены)).
PS. У меня нижайшая просьба ко всем прочитавшим это письмо до конца - отдать
навязать его кому-нибудь другому, и ответить себе или своим друзьям на один
лишь вопрос - хотел ли бы он жить в этой самой Самаритании? И если да, то давайте
вместе задумаемся о том, как до смешного просто это всё сделать и... Может быть
давайте хоть как-то начинать объединяться что ли, хоть что-нибудь для этого делать,
хоть самую малость...
И может быть что-нибудь да выйдет а?
Искренне Ваш Саничка
(июнь 1986г Чернобыль)
PPS. Рассказ, как видите, был написан давно, и просто лежал спал.
Я его недавно обнаружил и решил раздать всем. Просто решил да и всё.
Во-первых, он меня удивил своей странной и какой-то по грустному вечной
актуальностью. И потом... Сейчас написать такое я бы просто не сумел.
Видно раньше я был всё-таки не только моложе и глупее), но и вообще
каким-то совсем другим, как и все мы, кто родом из тех краёв.
А, во-вторых, я теперь почему-то живу в постоянном предчувствии каких-то
перемен, и перемен не к лучшему.
Я не Нострадамус, не ясновидящий или прорицатель,
я просто живой человек, хорошо чувствующий время и тенденции.
Я знаю, что в этом десятилетии 2000-2010 начнут широко распространяться
самые различные компьютерные существа-роботы. Как они будут выглядеть
это неважно. Может быть, это будут сложные системы управления типа Интернета
вмешивающиеся в наши дела, может быть какие-то человекоподобные конструкции,
не это главное. Наверняка сначала это будут очень дорогие тупые, по нашим
понятиям даже безмозглые существа и мы их будем презирать, но в чём-то они
будут всегда в тысячи раз умнее нас - своих родителей.
Это неплохо вроде бы, но очень скоро они научатся (мы научим их)
конструировать воссоздавать и совершенствовать друг-друга, и они станут
умнее нас почти во всём и это тоже хорошо, дети должны быть умнее своих родителей
но...
Будут ли они добрее нас? Будут ли любить нас - своих родителей?
Станут ли они терпеть наше присутствие?
Это, к сожалению, не зависит ни от каких надуманных постулатов роботехники
Азимова. Это зависит только от нас с вами. Мы сами пишем эти программы,
разрабатываем процессоры, системы памяти и т.д. От того, что мы заложим
в них сейчас зависит наше будущее потом. Каждый из нас делая программу
с дружественным интерфейсом или создавая злобный вирус меняет наши общие
шансы остаться в будущем в лучшую или худшую сторону.
И будущее это не так далеко как кажется. Сейчас всё развивается темпами
превосходящими наши прогнозы. Всё было бы хорошо если бы мы при этом сами
становились дружнее, добрее, терпимее, ласковее друг к другу.
Тогда и наши дети-роботы унаследовали бы эти качества.
Всё замечательное, что в нас есть, прививает нам общество в котором мы
живём. Или наоборот, то же общество убивает в нас всё хорошее, убивая заодно
и своё будущее. Не знаю как Вам, а мне бы хотелось, чтобы мои дети и внуки
(с том числе роботы) жили дружно и были счастливы.
И вот теперь маленькая проблема - где найти такое родительское общество?
Какая из наших стран на Земле претендует на создание климата для воспитания
столь желанных нам человеческих качеств? Достаточно ли одной даже большой
благополучной страны для того чтобы обезопасить нас от потери нашей
человеческой сущности которую мы ещё как следует и не сумели распознать,
а уже рискуем потерять? Неужели для того чтобы стать хорошим - человеку нужно
сначала сделать какую-нибудь гадость, обжечься. Дикий парадокс - чтобы хорошо
жить нам сначала нужно умереть, погибнуть, уничтожить себя... Не умнее,
не проще ли просто взять и поумнеть)? Неужто и наши дети снова как в глупую
старину будут обречены на войны и несчастья?
Сложно ли создать на Земле одну замечательную страну Самаританию?
Без границ и без барьеров и с единственным законом - каждый должен-обязан
быть по настоящему счастлив лишь от того, что трудится для других, зная что
его труд этот для блага других, что он что-то делает на Земле и для Землян
во имя добра и счастья других. Красивые высокопарные слова.
Но сложно ли это? Вроде бы и нет. Все мы рады когда наш труд приносит кому-то
радость. Но главная ли это наша радость? Может быть она сиротливо теряется
среди других радостей источником которых является наша жизнь. Да и, полно,
друг Горацио, действительно ли труд является счастьем? Любой американец
скажет, что вряд ли. Он трудится-работает весь свой рабочий день часто даже
толком не зная над чем, потом получает обезличенные деньги и лишь потом с их
помощью имеет квартиру-машину, женится, воспитывает детей. Деньги не пахнут.
На них не написано добро или зло оплачено ими.
Что же ты Саничка предлагаешь отказаться от денег?
Боже упаси. Человечество их выстрадало своей историей, это такое же
замечательное его изобретение как атомный реактор, телефон, компьютер,
интернет. И может быть настолько же и ненужное нам всем если задуматься
по настоящему.
Тот счастливый американец за день возможно произведет на свет божий
100 000 пуль, которые за пол года убьют 1000 человек включая возможно и его
самого. Человек всё-таки должен знать, что он не делает хотя бы орудия для
убийства другого человека. Что же ты предлагаешь дорогой? Ты можешь сказать
в конце-концов. Ведь тысячи знаменитых философов на планете Земля до тебя
бились над решением проблемы человеческого счастья для всех и на вечные
времена.
Секрет эликсира счастья я вам конечно же не предложу. Да и врядли его
кто-то предложит вообще. Но все мы, и я в этом абсолютно уверен, все без
исключения хотим видеть нашу планету одной единственной страной Самаританией
населённой добрыми и работящими людьми. Наше общее желание настолько
до гениальности примитивно и до идиотизма просто, что даже удивительно почему
оно до сих пор остаётся всего лишь желанием и мечтой. Мешают границы.
Так пусть их не будет. Они и так уже чисто условны. Интернет един для всех Землян.
Мешают разные языки. Но мы и так уже почти все говорим на английском.
Наши правители шагу не могут ступить без разрешения правительства Америки.
Вот и прекрасно! Бог с ней с этой Америкой! Мы ведь и так все хотим-мечтаем стать
американцами, а это оказывается уже давно почти реальность!))
Все мы - простые люди - жители Москвы, Пекина, Тбилиси, Кива, Вашингтона.
Всем нам давно уже наплевать на то - кто наши правители. Властолюбцы никогда
не были по настоящему честными людьми. Всем нам хочется чтобы навсегда были
уничтожены все орудия смерти на Земле. Мы не хотим чтобы наши сыновья
шли в армии где их научат убивать Землян таких же как и они сами. Мы не хотим
чтобы на парадах над нашими замечательными городами летали бомбардировщики
и прочие порождения нечеловеческой злобы к человеку. Нам плевать на каком языке
говорить, лишь бы нас понимали другие. Любой из нас через год-два спокойно выучит
английский. Своего великого Пушкина мы не забудем никогда но зато сможем читать
Шекспира, Байрона, и других добрых умных и чудесных представителей рода
человеческого.
Ведь смешно и наивно говорить такие простые вещи всем. О том что часто нам
лучше ничего НЕ ДЕЛАТЬ чем заниматься враждой друг с другом. Слово "друг"
в этой фразе похоже на чью-то насмешку, не правда ли? Мы все хорошо научились
считать. Давайте посчитаем сколько труда на нашей планете мы расходуем на
наши войны. И кому нужны эти войны. И окажется что почти НИКОМУ.
Воистину детские фразы и вопросы. Ну да конечно - мы все ещё дети играющие
в своей песочнице под именем Земля на треть состоящей из кремния. И ещё слишком
часто мы являемся не очень то и разумными детьми.
Но каждый из нас всё-таки хочет быть уверенным, что за день своего труда он не
сделает 100 000 пуль. И большинство из нас с радостью жили бы в такой Самаритании
где главное богатство это всего лишь обычная человеческая доброта. В конце-концов
пусть это будет сначала не одна огромная страна без границ на всей Земле, пусть пока
что будет несколько маленьких но замечательных стран. И я бы просто уехал туда жить.
Вот и всё)). В этом послесловии конечно же больше эмоций чем фраз разумных.
Пусть утопия. Пусть опять Сен-Симон и Роберт Оуэн. Но мы развиваемся и умнеем
и все бывшие утопии становятся всё менее утопичными так же как и всё то,
что раньше нам казалось смешным теперь становится слишком уж серьёзным.
Вы, я надеюсь, поняли о чём я пытался с вами здесь говорить и великодушно
простили меня, если я вас ни в чём не сумел убедить.
- *** - |